На пресс-конференции по случаю премьеры фильма «Душка» голландский режиссер Йос Стеллинг целовал артисту Маковецкому руки и благодарил за все, чему смог научиться «у Сергея». Стеллинг — живой классик, автор «Стрелочника», «Иллюзиониста» и «Ни поездов, ни самолетов», владелец нескольких кинотеатров в Нидерландах и режиссер, благодаря которому стали говорить о новом голландском кино. Его «Душка» — почти бессловесная история одиночества, которое неизменно настигает человека, но от которого при желании можно спастись. Вопрос: готовы ли вы при этом лишиться покоя и комфорта?
Однажды в квартире сценариста Боба раздается звонок и на пороге появляется некто в шапке-ушанке и с потрепанным чемоданом в руках — тот самый русский, с которым Боб познакомился на очередном российском «фестивале фестивалей» (эпизоды с грудастыми красавицами и потными устроителями, бегущими на фуршет, — очень смешная карикатура на наши кинофестивали). «Душкой» же его назвал сам Боб, увидев фильм, в котором простая русская баба рожает мальчика прямо в автобусе и кто-то восклицает: «Боже мой, да он же душка!»
Стеллинг недоумевал на пресс-конференции, почему его так настойчиво расспрашивают о противостоянии Россия — Запад: ведь главное — человеческие отношения, а не геополитика. А Сергей Маковецкий, сыгравший странного Душку, рассказал, как важно, чтобы хороший режиссер доверял хорошему актеру.
Работать только ради денег? Мне это неинтересно. Деньги никто не отменял, но я хочу при этом получать удовольствие
 — Вы не очень много снимались у крупных зарубежных режиссеров. Как случилось, что Стеллинг позвал вас в свой фильм?
 — Много не снимался, но в одной французской картине — «Скрипка Ротшильда» Эдгардо Козарински — я сыграл главную роль, Дмитрия Шостаковича. Со Стеллингом мы встретились много лет назад, Йос рассказывал о фильме, о том, как любит работать с артистами. А я видел его фильм «Стрелочник» и вдруг обратил внимание, как много в нем прелести: очень мало слов, но много того, что происходит помимо слов и между словами. Я понял, что мне нравится такой подход к материалу, когда из маленьких и очень быстрых, коротких сцен создается образ. На этом мы расстались, понравившись друг другу.
 — Надолго?
 — В первую очередь нужно было собрать деньги для фильма. Эта история длилась пять или шесть лет, и я даже думал, что проект лопнул. Тем не менее Стеллинг продолжал над ним работать, а с русской стороны его не бросил продюсер Евгений Гиндилис. Я не тревожил никого, не звонил, только иногда спрашивал, как дела. И спустя энное количество лет, в конце прошлого года, Йос был один день в Москве. Мы опять встретились, и через день я уехал в Амстердам на съемки.
 — То есть он хотел снимать в роли Душки только вас?
 — Йос увидел меня, почувствовал и угадал, что я могу играть эту роль.
 — А вы хорошо говорите по-английски? Как вы понимали режиссера на площадке?
 — Я говорю, но, знаете, на каком бы языке ни говорили режиссер и актер, у них есть свой язык. Даже когда мы работали с Эдгардо Козарински и он говорил по-французски и по-английски, я прекрасно понимал, что от меня требуется. Я ощущаю образ мысли, потому что немного говорю. Рядом со мной была помощница, которая, поскольку Йосу удобно говорить на родном языке — по-голландски, — помогала ухватить детали.
 — А детали здесь очень важны. Вы многое сами сочинили для своего персонажа?
 — Я очень многое предлагал. От шапки (ушанка, которую носит Душка, из личного гардероба актера. — «Пятница».) до сахара. Это была моя импровизация в кадре: уже во время дубля, когда мне нужно было положить в чашку с кофе шесть ложечек сахара, я положил и размешал, но вдруг поднялся и мне захотелось еще. Йос чуть не испортил дубль, так хохотал. Притом я старался не комиковать, чтобы не навредить персонажу. Это очень опасная роль — в ней почти нет слов и можно было так разыграться! Можно было превратить героя в абсолютного идиота. Это тонкая грань. Йос внимательно наблюдал, но доверял мне. Поэтому во многих сценах он говорил: «Сергей, делай как тебе удобно». Я наблюдал за ним и видел, как ему нравится то, что я делаю.
 — Вы всегда так внимательны к вещественным деталям?
 — Это же персонаж. И, когда я начинаю работать над персонажем, я ищу для него головной убор, если он необходим, я очень внимателен к его костюму. А как иначе? Если я буду в своем собственном одеянии приходить из картины в картину — кому это интересно? Поэтому сейчас в картине Никиты Михалкова «12» был совсем другой образ, и облик, и костюм.
 — Вы его тоже сами придумали?
 — Нет, я согласился с тем, что уже было разработано на компьютере, поскольку подготовка к тому проекту была фантастическая. Но все равно, когда ты приступаешь к работе над своим персонажем, ты придумываешь его с самого начала — ведь это другой человек! Надо найти ему руки, понять, как он говорит, как ходит и смотрит, как вглядывается, как реагирует на все. Детали важны, поэтому ты их ищешь.
 — Но это еще ваша театральная природа дает о себе знать?
 — Не только театральная, это вообще природа артиста: получать персонаж и найти его, а не делать своих героев под копирку. Мне это неинтересно.
 — Скажите, а вы подписались бы под письмом, которое опубликовала «Российская газета» и в котором Никита Михалков вместе с еще тремя персонажами российской культуры обратились к президенту с просьбой остаться на третий срок?
 — Я не знаю про письмо, но я бы поставил подпись. Поскольку с уважением отношусь к нашему президенту и считаю, что он должен быть.
 — В вашей актерской биографии только лучшие российские режиссеры?
 — Я счастлив и надеюсь, что буду работать с ними еще. Это удивительно талантливые люди и работать с ними — одно удовольствие, потому что они знают, чего хотят. Я знаю, чего хочет Михалков, Йос Стеллинг, Чухрай, Ашкенази, Балабанов, Прошкин, Урсуляк, Кира Муратова, Иван Дыховичный. И я всегда чувствую, где начинается интересное кино.
 — А вы можете отказаться от участия в проекте и почему?
 — Я отказываюсь, когда мне не нравится сценарий. Когда чувствую, что этой истории мне не хватает, что этот человек не находит во мне отклик, не открывает во мне чего-то нового. Если я встречаюсь с режиссером и он не может меня переубедить, я отказываюсь, потому что чувствую, что это будет холостым ходом. Работать только ради денег? Мне так неинтересно. Мы должны получать деньги — их никто не отменял, но я хочу при этом получать удовольствие. 
 — Вы говорили о доверии между режиссером и актером, которое вы очень цените. А вот режиссер Балабанов, у кого вы не раз снимались, дает актерам свободу?
 — Во-первых, он работает очень подробно. Во-вторых, он каждую роль пишет на определенного актера. И, зная, что именно этот актер умеет, приглашает его в свой фильм. Он прекрасно понимает, что сильный артист внесет свое собственное ощущение от персонажа. Очень хорошо, когда мои ощущения совпадают с ощущениями режиссера. Но когда снимается фильм, работают другие законы — фильм начинает диктовать свои правила. Те фильмы, которые есть у меня и которые я люблю, — пример того, как удалось точно почувствовать режиссера и правильно исполнить задания, которые он давал. А это необходимость, это субординация профессии. Актер обязан выполнить то, что просит режиссер. Если же ты предлагаешь другое качество, чем качество персонажа, режиссер может сказать: «Знаешь, это очень хорошо, но, мне кажется, немножко не в жанре». Сотворчество актера и режиссера — это сложнейшие микрооперации. 
 — Почему вы так мало появляетесь в театре? Ну, кроме «Черного монаха» Гинкаса и спектаклей в Вахтанговском театре?
 — Есть еще «Амфитрион» и «Любовник» Мирзоева, «Лунный свет, медовый месяц», третий сезон я играю в «Пигмалионе» в «Современнике». Хотелось бы больше, но я думаю, еще не вечер. Я немножечко сделал упор на фильмы, но театр не оставил — я очень люблю театр.
 — А есть вещи, которые вас раздражают? В театре, кино?
 — Меня немножко удивляет, когда люди, которые называют себя специалистами, замыкают себя в трафаретных рассуждениях и не могут или не хотят проникнуть целиком в картину. Они много видели, но большинство из них, скорее всего, так ничему не научились. Задают вопросы режиссеру, а слушают себя. Это, во-первых, неинтеллигентно и неприлично, а во-вторых, неполезно — находиться в своих примитивных иллюзиях. Глупо разбирать картину «Душка» в социально-политических категориях: Восток — Запад, Россия — Европа. Да это тема одиночества! Душка — это, быть может, ваша половина, которую вы сами создали и которая начинает вас тяготить. Но когда вы от нее избавляетесь, вам тяжело.